Ернст Кшенек. Песни поздних лет

(Ernst Křenek  - «GESÄNGE des SPÄTEN JAHRES»)

ОСЕННЯЯ ЛИСТВА, КОРОТКИЙ ДОЖДЬ

 

У калитки сада стояла ты печальная.

Осенняя листва, короткий дождик

были окруженьем милой головы.

Ты погрузилась в зыбкий сумрак

длинной улицы и сердцу больно стало -

осенняя листва, короткий дождь.

А впереди цветущий день, а здесь

неподалёку светлеющее озеро и в дымке

солнечной такая мягкая округлость гор,

Но мне досталась только

короткий дождь, осенняя листва...

О нет, не забывай меня,

идя по тёмной улице, припомни

огонёк, в окне горящий

напрасно...

Короткий дождь, осенняя листва...

 

 

ЗАСТОЛЬНАЯ ПЕСНЯ

 

Один,

под солнечной листвой осенней

сижу я за вином,

и колоколом одиночество нависло.

Один,

как всё в природе:

как дерево в лесу,

как камень уличный,

который не обязан ничем и никому -

сам по себе, в согласии со всем.

 

И припадая страстно к толстому стеклу,

я пью и пью один многозначительный глоток.

и жду и жажду единения с миром.

Душа покоя ищет, познавая то,

что ей обычно знать не суждено:

где мера счастье в нищете,

что мера радости и горя?

Попробуй, даже осознание

стало б наказаньем.

 

Но до того ещё, как солнце

поспешно за высокий край горы зайдёт,

невероятное вдруг станет явным.

Как внезапно

поблекли горы!

Стал серым сад,

холодным небо:

невыразительным и мрачным

явилось то, что прежде было ярким.

Это -

конец застолью.

Ночь.

Настала ночь.

 

 

 

 

ПЕРЕД СМЕРТЬЮ

  

Всё тише едешь ты, возлюбленная жизнь,

всё глубже проникаешь

в загадочную бездну сна -

природы пропасть равнодушья.

 

Нет больше причинённого тобой удушья.

Но лишь мечтательные звуки - с высот

призыв к тебе: из призрачной долины сна

слабеющий ответ.

 

Уж многократно изменённый,

печальный облик изнурённый

окутан тайной, свет преображённый

туманит одинокую свечу.

И робко тикает бессонный

будильник на столе,

сквозь стены капают созвучия, унисоны -

рояль, звучащий вдалеке.

 

Сквозь пласт высоких

облаков,

светло-сиреневых,

проносится холодная луна,

как горькая примета дня

прошедшего земного времени,

примета милости далёких

иных миров.

 

 

БАЛЛАДА О КОРАБЛЯХ

 

Я корабли свои отправил на рассвете,

сияло солнце невозмутимо.

Своею Верой

я наполнил трюмы,

и - крепче мачтового дерева -

Надеждой.

Но из-за того, что

под тяжким грузом корабли осели,

касаясь краем борта вод,

друзья решили,

будто я - богат

несметными богатствами владею,

и они меня любили, почитали.

 

Но солнце уж давно зашло.

Вот серая скала над морем,

видите? Она уж поглотила

далёкий горизонт,

и вот

порыв всесокрушающего ветра

несётся. Чувствуете,

как земля дрожит,

как океан вздымает

невообразимо

высокие валы?

Здесь корабли мои

пойдут ко дну, и будет

разрушена и сметена Надежда,

Вера - бесценное сокровище моё -

погрузится глубоко

в пучину вод.

И вот,

моим друзьям раздолье насмехаться,

все видят: просто я - глупец;

с недавних пор враги

нашли другую жертву, слабый след

мой по ветру кружится.

 

БАЛЛАДА О ЗАСТОЛЬЕ

 

 «Изначально мы приглашены на пир», -

говорим мы стражу у ворот.

За уверенностью тона скрыт страх.

Пропуская нас вперёд,

головой слегка кивнёт страж,

кажется, он знает всё про нас.

И мы идём.

Идём, идём...

Как долго нам

идти по этим,

один темней другого, коридорам?

Мы ищем, где же тут застолье?

И вначале

мы были очень терпеливы:

замок-то большой, и безусловно,

стол не накроют в первом зале.  

Так мы друг с другом рассуждали,

при виде множества дверей

раскрытых, но туда мы не ногой.

Ну, а поздней

возникнет беспокойство,

во всяком случае, желание всем вместе

пройти назад к воротам замка,

И хотя мы убедились, там нет застолья,

но, возможно,

произошла нелепая ошибка.

Итак, идём мы дальше, дальше

в сердце постепенно

зреет страх,

наш шаг

то замирает он, то слишком скор.

И оттого, что не находишь пир,

тоска по празднику острее. Но теперь

нам хочется обратно непременно:

мы заблудились, дальше нет пути,

находим за собой лишь запертые двери.

Назад, назад... А двери заперты.

Затравленные, мы бежим, мы так должны,

обязаны попасть на пир!

Каким бы ни был замок

огромным,

должен быть конец,

и праздник будет там наверно!

Ах, как быстро проходит время!

Как поздно,

что же делать,

если пир пройдёт без нас?

Порою в мрачном коридоре встретишь

людей, к которым можно обратиться.

Но одни

(по лицам, видно, что они

дорогу знают) - либо немы,

либо

парализованы,

не могут указать пути.

Другие говорят, но слепы,

им дорога не была известна никогда.

Но иногда

мы чувствуем, что где-то

застолье рядом: слышим музыку

и слышим шум гостей.

Должно быть в ближнем зале

они беспечно и высокомерно

справляют праздник свой,

до нас, заблудших дела нет.

Вот, здесь наверное

должна быть дверь! Но нет...

и замирают звуки в отдаленьи,

и зал как будто ускользает,

как корабль в теченьи

туманном вечера...

И безнадёжно,

плетёмся дальше мы,

и мрачный коридор всё тот же.

А скоро уж светать начнёт.

И где же тот

хозяин, нас пригласивший вдруг? -

Где-где?

Да, разве он нас ждёт?

А может праздник уж давно закончен,

и то, что слышим мы - далёкий звук

потерянный не точный,

парящий в пустоте?

 

Ах, почему так мало знаем мы,

кроме того, что сами испытали.

И почему тогда мы так слабы,

что это нас так трогает, так задевает?

 

 

ПЕСНЬ ЛЮБВИ

 

То, что пространству Любви

присуще время изумляет нас.

Но и у времени Любви

имеется пространство.

И всё, чем ты располагаешь, -

это время.

Отринутая всеми,

Любовь приходит к нам,

и добрым псом она у ног ложится,

тому лишь рада, что допущена она,

счастливая уж тем, что нам принадлежит.

Собака бессловесная.

Проходит время, и не угасает свет,

лучинка долгой ночью страхи изгоняет.

Возможно втайне

ты согласен с первоосновным:

значенье и достоинство вещей

определяется их сущностью.

Я отделён от них, и низведен

до положенья неопределённого,

присущего всему земному.

И то что ты, теряя постоянно, всегда имел,

есть то, всегда желанное тобой,

но не являвшееся никогда твоим.

Любовь, ты для меня - пример,

опора, импульс - и одновременно -

источник, цель.

Как спящие часы, что издалёка

внемлют картинам жизни,

разрозненным звукам.

Мы сомневаемся вдруг, и по крохам

латаем эха радиосумбур.

Но есть ли смысл для нас двоих

корабль сомнений шаткий и воздушный

принять за истинно надёжный

материк?

Не стоит говорить о крахе! Сегодня

слабеет страх уничтоженья.

На гребне головокружительном сквозь время,

пространство, в плаванье бурном мы ищем спасения.

Сзади - бессмысленность, некое нечто;

спереди - непобедимое эхо -

мизерный призрак пустого триумфа!